 |
Сюэли в костюме студента Чжана стоял возле Ди, переодетого в Ин-Ин, и благоговейно принимал из его рук платок шелка цзяосяо, который Ин-Ин, смущаясь, преподносила ему в дар. Отводил ее рукав от лица и убеждал ее поднять на него глаза. Ди поднимал очень не сразу - он классически, театрально стеснялся.
Их репетицию смотрела уже чуть ли не толпа. Из знакомых в зале были только Лёша, - он ждал, чтобы репетировать постановочный бой, - и Цзинцзин.
- "Шелковой плетью вас одарит столичной красотки рука" - это что? Выкиньте, это BDSM какое-то, - посоветовал Лёша.
- Во время свадебного обряда в Древнем Китае жена символически вручает мужу плеть. Это традиционный обычай, - разъяснил Ди. - Ин-Ин просто хочет сказать, что опасается, как бы Чжан не забыл ее в разлуке и не женился на другой.
- Я вам серьезно говорю, вас не поймут. Замените как-то. Ну, там... "обменяешься кольцами с другой"...
- Но из того, что люди обменялись какими-то ювелирными украшениями, вовсе не следует, что они собираются пожениться, - возразил Сюэли.
- А так у вас ницшеанство какое-то. Это Ницше, по-моему, говорил: "Идешь к женщине - не забудь плётку".
- Это опечатка, - убежденно сказал Сюэли. - На самом деле он хотел сказать: "Не забудь плёнку". Чтобы фотографировать. Чтобы запечатлеть такую красоту.
Имя Ницше Сюэли слышал впервые.
- Но что же делать? - размышлял тем временем Ди, который единственный внял без споров Лёшиной поправке. - Чем же заменить?.. Ну хорошо, ну давай "станешь брови ей сам подводить", что-нибудь такое. "На фениксах взмыть к небесам" тоже, наверное, не нравится? Пить из одного кувшина на свадьбе, что еще?
- Станешь перед алтарем, там, я не знаю, - подсказывал Лёша. - Пойдёшь под венец... вкруг аналоя.
Ди и Сюэли посмотрели на него очень кисло. Ди потер лоб и сказал:
- Может быть, так:
Что, если ты, позабыв про Ин-Ин,
Красною нитью обвяжешь кувшин
Где-то с невестой другой?
- Это проблема, - сказал Лёша. - Натуральная такая проблема. Если нитью он обвяжет, еще красной, то вообще, конечно, тогда уже никак.
- Мне нужно ехать в эту гимназию с изучением китайского языка. Я не вижу иного выхода, - поделился Сюэли с аспирантом Ди. Он грел руки на батарее в комнате Ди, но все равно было чертовски холодно. - Какие у меня есть варианты?
- Подожди. Я пойду с тобой, - сказал Ди, надевая в рукава пиджак, который был накинут у него на плечи.
- Зачем ты пойдешь со мной?
- Для тренинга. Я... м-м... овладеваю умением ходить всюду незамеченным. Скоро это может мне понадобиться. Это чисто психологический трюк, никакой мистики. А поскольку меня никто не увидит, то мое присутствие никак тебе не помешает.
- Мне нужно выяснить, откуда дети взяли обломок яшмы. Единственная ниточка сейчас к театру.
- Еще неразобранные вагоны архивов на путях, - напомнил Ди.
- Сравни: неразобранные вагоны - и кусочек театра, пусть маленький, но материальный.
Сяоли вынул из кармана джинсов яшму и подбросил на ладони.
- Ты скажешь им, что спер его?
- Мне не придется даже ничего говорить. Это будет очевидно.
От "Бауманской" шли минут десять вниз, в какие-то переулки. За решеточкой, за старыми деревьями, увидели здание, покрашенное во все цвета, какие может принимать бутылочное стекло, - то есть белый, зеленый, коричневый и немного синего.
- Я все же зайду первый, - сказал Ди.
- Почему?
- Потому что меня все равно никто не видит. А ты входи минут через десять.
Сюэли пожал плечами и десять минут играл во дворике в фигню, которую подарила ему Цунами: шарик, который подлетает на воздушной струе, когда дуешь в трубочку. Потом он потянул на себя тяжелую дверь и вошел. Коридор кишел детьми, но Ди действительно никто не видел. Ди расслабленно стоял у стенгазеты и ел мороженое, капая на пол. Если бы его увидели, у него непременно попросили бы - либо мороженое, либо чтобы он не капал на пол.
Из двери с табличкой "Директор" выбежала заплаканная миловидная женщина.
- Здесь что-то случилось, - предположил Сюэли.
- У них... сдох анолис в живом уголке, - шепнул Ди.
- Анубис?
- Сам ты Анубис.
- М-м..., - Сюэли шагнул к женщине.
- Марина Викторовна, - подсказал Ди.
- Откуда ты все знаешь?.. Марина Викторовна, здравствуйте. Меня зовут Вэй Сюэли, я...
Дальше Вэй Сюэли наврал с три короба за пять минут: оказывалось, что он и представитель агентства Синьхуа, и от студенческого совета МГУ, и с факультета журналистики, а все это оттого, что он плохо подготовился к разговору. Сработало то, что он может посмотреть мертвого анолиса, потому что якобы держал такого же некогда в Гуанчжоу и понимает. Через минуту он уже держал в руках мертвого анолиса. Сочувствие отображалось во всех его чертах.
- А что это за милые дети выступали у нас в МГУ на... на вечере, посвященном Ли Бай? - спросил он. - Это... театральная студия? А нельзя ли мне?..
Через пять минут перед ним стояли Яна, Вася, Муся и кто-то еще, он не расслышал - словом, все, кто был в тот злополучный час в недоброй памяти Пушкинской гостиной, где разыгрывались сценки из жизни Ли Бо.
-Э-э... замечательно, - сказал Сюэли. - Дети, моя фамилия Вэй, я горюю, и я в глубоком трауре. Эта вещь - единственное, что напоминает мне о моем дедушке - герое...
- Великой отечественной..., - подсказал Ди.
- ...войны против Японии, - твердо закончил Сюэли, отмахнувшись от Ди. - Давайте-ка начистоту: где вы это взяли? Чье это?
- А-а... м-м... мне ничего за это не будет? - спросил очаровательный ребенок полукитайского вида, отчего его, вероятно, и запихали учиться в школу с китайским языком: чтобы не отрывался от корней.
- Смотря, насколько кровавы твои деяния, - сказал Сюэли.
- Всё было бескровно, - сказал мальчик. - Я его добыл не совсем честно...
- "Честно украл, сам, никто мне не помогал"? - жестко поинтересовался Сюэли.
- В общем, да, - согласился мальчик. - Я был у тети Киры на работе, и-и... когда остался один... там, среди мелочей разных... я подумал, что это не очень надо...
- А кем работает твоя тетя?
- Она сотрудник му... она хранитель китайской коллекции в Государственном музее изобразительных искусств.
- Эта коллекция хранится... в основном здании музея? - спросил Сюэли, от волнения переходя на китайский.
- Нет, в Голицынском флигеле, - отвечал мальчик по-русски. - Это за Галереей современного искусства дворик, там Институт философии и Голицынский флигель. Спиной к музеям Рерихов.
- Каких Рерихов? - слабо спросил Сюэли.
- Не важно, каких Рерихов, - шепнул незамечаемый всеми Ди. - Я тебе потом объясню, каких.
- Как выглядит эта коллекция?
- Две небольшие комнатки, много диковинных штучек, - отчеканил ребенок, подумав. - Эта коллекция не выставляется. Она... только хранится. Она даже не до конца разобрана. Даже про нее не принято говорить, если что.
- Если что?
- Если чего-нибудь. Не то Китай потребует ее назад, - важно сказал мальчик.
Сюэли поднялся с корточек.
- Я говорю вам совершенно ответственно: эта вещь принадлежит китайской республике. В остальном вы можете просить у меня все, что хотите.
- У меня несчастная внешность, - серьезно сказал мальчик с яшмой. - Русские сразу видят, что я китаец, а китайцы всегда тут же скажут по виду, что я русский. Нельзя ли это как-нибудь изменить?
- В ту или в другую сторону? - сосредоточенно спросил Сюэли.
- Э-э... я не знаю.
- Вот ты определись как-то сначала - и потом обращайся, - Сюэли написал ему на бумажке свой скайпнэйм.
- Напишу тебе, как меня зовут, - сказал мальчик и нацарапал иероглифами: An Tong.
- Как бы Антон? - заметил Сюэли.
- Не как бы, - подтвердил мальчик, - а прямо Антон.
У Сюэли была теперь шляпа. Он прекрасно в ней выглядел. Похоже было на... на что-то вроде Джона Лоуна из старого фильма. Во дворике Голицынского флигеля, где он зависал подолгу, пожалуй, не было ничего, что было бы сравнимо с ним в эстетическом отношении. Флигель был небольшим домиком недоброй славы, в тридцатые годы там были массовые расстрелы, отуда забирали людей, выводили и увозили в специально подъезжавшей черной такой машинке. Эту информацию Сюэли почерпнул из разговоров музейных работников. С тех пор как флигель отреставрировали и передали музею, на первом этаже находится Дальневосточный отдел, на втором - библиотека и античный зал, и шалит сигнализация.
- Ночной дежурный на ночь делает обход и запирает туалеты, - говорила озабоченно по телефону сотрудница, выскочившая покурить. - Почему туалеты? Потому что именно там кто-то ходит и вздыхает. Не знаю, вот Юрий Александрович рассказывал: обычное дело, приходишь в отдел Востока, там сумрак всегда, потому что полуподвал, и за перегородкой кто-то листает инвентарь. Ну, понятно, думаешь, это Светлана Измайловна, глава отдела, и спокойно садишься. Сидишь, работаешь, за перегородкой листают инвентарь, и вдруг понимаешь, что сегодня Светланы Измайловны никак не может быть, у нее нерабочий день, так что нет ее тут. Между тем, инвентарь кто-то листает, и звук этот продолжает доноситься. Кстати, в отделе вчера сработал датчик на перемещение. Ну, знаешь, та сигнализация, которая на двери, ее размыкаешь, если что, и есть еще датчик на перемещение внутри объема. Вот этот датчик сработал. Наши девочки, естественно, сказали: "Вот мумия полезла из угла...".
Сюэли стоял к этому моменту уже довольно близко и, чтобы скрыть интерес, завозился, как будто он закуривает. На самом деле он и не думал курить.
- Ну, есть одна мумия в зале, это не про нее. Кстати, у нас мумия не как в Эрмитаже, где они ее распеленали почему-то, нет, у нас спеленутая, нормальная. Но и в самом отделе, тоже в глубине зала они лежат, в ящиках. Немножко так передергивает, да, когда выезжают эти ящики, плавно, на шарнирах. Ну, ячейки, как в морге. Да. Так что у нас там есть кому инвентарь-то полистать.
- Коллекция не вся инвентаризована, то есть сотрудники, конечно, свои фонды знают, но не все до сих пор внесено в реестры. Днем там сидит милиционер и дневной дежурный. Не знаю, остается ли на ночь милиционер, я еще не понял, но ночью там точно сидит ночной дежурный, он же сторож, обычно это женщина. Окна во флигеле довольно маленькие, но пролезть можно. И поскольку там все равно по ночам вздыхают жертвы расстрелов и к этому все привыкли...
- Зачем ты мне все это сообщаешь? - резко спросил Ди. - Зачем мне знать про ночных дежурных и милицию? Каким образом меня это касается?
- Ди, я тебя умоляю. Мне же больше некого попросить, кроме тебя. Да, еще сигнализация... Я... я обязан увидеть театр теней. Я хочу убедиться, что он там есть, что у них хранится весь театр целиком. Ань Тун ничего не говорил про марионетки. Он их не видел. Это может означать, что театр вообще потерян, за исключением этого фрагмента. Ну, что ты на меня смотришь? Я ничего там не коснусь. Ладно. Если театр там, я возьму только несколько марионеток, для самой простой постановки...
- Не вздумай растаскивать национальное достояние. Пусть уж лежит все целиком, - насмехался Ди.
- Вспомни, как я попал в Москву. Зачем, почему я попал в Москву? Это судьба.
- Ага, нормальная такая судьба. Ты в прошлом рождении Будде свечку с трещиной, что ли, поставил, что у тебя в этом судьба такая?
- Я тщательно осматриваю свечу, прежде чем поставить ее Будде, - возразил Сюэли.
- Привычка тщательно осматривать свечу как раз и заложена в тебе опытом предыдущих рождений. Ясно, что некогда ты поставил Будде свечку с преогромнейшей трещиной, - улыбался Ди. - Все твои страдания...
- Как тебе будет угодно. И что?
- Представь себе, что театр есть. Сейчас, в музее, вещь под надежной охраной. Спрятана, не выставляется, никто не знает о ней ни хрена, этикетаж на нее отсутствует. Не надо метаться. Почему вообще театр мог попасть в запасники Пушкинского музея? Простейший вариант: твой дедушка благополучно прожил в России сорок лет, полюбил эту страну всем сердцем и в конце жизни передал сокровище музею в дар. И сейчас с удивлением смотрит на тебя с небес. На тебя и на твои отчаянные планы по совершению уникального подвига, который собирается выразиться в краже. Кармическая катастрофа какая-то.
- Не уникального, - поправил Сюэли. - Геракл воровал яблоки в садах Гесперид.
- Не слышал про такого, - невозмутимо солгал Ди.
- Второй вариант: его пристрелил первый же пограничный патруль. Среди офицеров кто-то оказался с головой, понял, что вещь может иметь огромную ценность, и добился, чтобы ее отослали в Москву. Здесь в неразберихе ее свалили в ГМИИ. Я спросил у Андрея, историка, ты знаешь его, как распределялись трофеи с того фронта по музеям сразу после войны. Он сказал, что такая вещь в принципе могла попасть на хранение в одно из трех мест: либо в Пушкинский, либо в Исторический, либо в Музей народов Востока, который в доме Лунина на Никитском бульваре, где тогда тоже уже это все собирали. А что если он частями попал во все три музея?
- Там никто не знает, что это. Марионетки лежат в безопасности. Сверху на них не каплет.
- Во-первых, на них, может быть, каплет, - закипая тихим возмущением, сказал Сюэли. - Ты ведь знаешь, как в Москве с отоплением, и водопровод все время прорывает... Во-вторых, в отличие от яблок в садах Гесперид, Императорский театр теней принадлежит Китаю.
- Давай так. Ты заканчиваешь учебный год. Защищаешь курсовую, отыгрываешь в капустнике. Выводишь на финишную прямую своих учеников из Института Конфуция. И только после этого садишься за ограбление со взломом, - предложил Ди.
- Ну помоги же мне!
- Кто ты по Зодиаку?
- Весы.
- Вот видишь, ты вообще Весы. Ну что тебе неймется?.. Хорошо. Ты заканчиваешь учебный год с достоинством посланца китайской цивилизации. Сдаешь все это на нормальные отметки. И все это время я думаю, что делать. Сейчас эта мозаика все равно еще не сложилась. Вот что: поезжай в поиск.
- Сейчас вот земля немножко оттает - и поеду.
Промозглым мартовским вечером Сюэли уныло брел от одного конца Красной площади к другому, разыскивая знакомый обувной ларек. Хотя ларька и не было, что-то подсказывало ему, что Ли Дапэн тут где-то есть, поэтому он притерся поближе к стрельцам, которые стояли у входа в ГИМ и фотографировались с прохожими.
Бойкая тетка в платке, не увидев поблизости никого, кроме стрельцов и еще царя, секунду поколебалась и спросила:
- Господа опричнички, а как тут пройти...?
Историки в костюмах стрельцов очень вежливо объяснили, но когда тетка ушла, довольно неласково посмотрели ей вслед и отметили со вздохом: "Ну вот, фашистами обозвали...".
Тогда Сюэли решился к ним подойти.
- ...Да, и, ты понимаешь, пришлось отрастить бороды, потому что в то время без бороды могли быть только гомики, а если уж изображать стрельцов, то надо же нормально..., - углубившись в интересный разговор с историками, Сюэли сам не заметил, как метелью намело на нем целый воротник из снега. Стряхнув его с плеч, он спросил:
- Скажите, а вы не видели тут такой ларек... как бы для чистки обуви? Он похож на маленький храм... китайский?
- Ты видел?
- Да, что-то такое...
- Видели ларек. И ларечек этот шел куда-то... примерно, знаешь, по Никольской...
- А он разве умеет ходить?
- Да, ларечек на курьих ножках, - обрадовались историки.
- Его хозяин тянет на веревочке обычно, когда переезжает, ты разве не знал? И он шел, беседовал с каким-то ученым, по виду - академиком, и они удалялись куда-то в сторону, знаешь, наверное, Черкасского переулка, где книжный...
- Не найти, - подумал Сюэли, и вдруг метель чуть-чуть улеглась, и он увидел ларек прямо перед собой, почти в двух шагах.
- Послушай, а как зовут этого сапожника? А то неудобно..., - спросили еще историки. - Все-таки работаем практически друг напротив друга...
- Господин Ли. Ли Дапэн. Это... Могучий орёл.
- Это типа индейское имя, что ли? Могучий Орёл?
- Нет. Это из книги Чжуан-цзы. Да Пэн - это такая огромная птица... Когда она летит, она... Нет, не могу объяснить.
- Это навроде птицы Рух?
- Можно и так сказать, - вежливо согласился Сюэли
- А какое место занимает эта огромная птица в тексте у Чжуан-цзы?
- Большое место. Она вообще занимает очень много места, эта птица. Просто она огромная.
- Ладно, короче, мы поняли. Если хотим врубиться, надо взять и почитать Чжуан-цзы в переводе.
- А что, есть русский перевод Чжуан-цзы? - Сюэли изумился до глубины души.
- Да, конечно, в сети лежит. А что тебя смущает?
- С ума сошли эти люди - решили переводить! - потрясенно пробормотал Сюэли.
- А что?
- Перевод, - он даже не знал, как сказать, - не передаст звуковое размышление, перевод только содержания - о чем это, но это хрен, ничего не дает. "Читать книгу" и "смотреть книгу" - это разные вещи, граматически по-русски "смотреть" неправильно, но по-китайски нормально - это раз. "Читать" - значит читать слухом.
У Сюэли от волнения съехала куда-то вся грамматика.
- Через свой глас, - он так и сказал - "глас", - лучше поймешь, о чем это, и это ведет к дальнейшему мышлению. Нет, размышлению.
Историки посмотрели на него с интересом.
- В историческом музее есть обломки от руин дворца эпохи Восточная Хань. То, что эти обломки нашли на территории современной России, мне о многом говорит, - Сюэли думал, как бы ему, собственно, подступиться к ключевой мысли. Ли Дапэн кивал и не торопил его. - У нас на эти обломки смотрели бы другими глазами. Как вы относитесь к тому, что в музеях хранится множество вещей, как бы... стронутых с места? Часто и сакральных, - осторожно добавил он. - Если все они вдруг однажды ночью соберутся восвояси и поедут по местам, будет большой переполох.
- Несомненно. Вещи - это только вещи. Какая разница, где они хранятся? Где что лежит, как оно зовется?
- Нет, разница есть. А вот если могилу...
- А-а, ну, если могилу... родным и соотечественникам покойного это едва ли придется по душе.
- Так очень часто то, что выставлено в музее, стояло прямо на могиле или лежало... в могиле. Или вкопано было рядом. Или не рядом, но в честь. Могилы, святыни..., - долбил свое Сюэли. - Сакральные предметы, реликвии... Вот чем занимаются в поиске, как я это понял? Поднимают из земли все, что там лежит, определяют, куда это принадлежит, и разносят по местам.
- В высшей степени достойное занятие, - заметил Ли Дапэн.
- Но если в нашей семье хранилась реликвия. Если ее отобрали у нас. Если мой дед, который ею занимался, исчез, а я больше всех похож на него... по характеру. Разве я не должен что-то предпринять, чтобы вернуть утраченное?
- Тащить бодисатву помыться - зря утруждать божество. Не зря ли ты обременяешь себя заботами, не напрасно ли беспокоишься? Из того, что твой дед занимался чем-то, вовсе не следует, что ты должен лезть туда же в петлю. Ты вне всяких сомнений должен был бы вернуть то, что отобрали лично у тебя, а что принадлежит притом всей стране. У тебя что-нибудь отобрали?
- Ну... дедушку самого, - сказал Сюэли.
- Вот его и ищи. Твой друг, которого ты приводил однажды ко мне, необычайно мудр, - заметил Ли Дапэн.
- Который друг? С длинными волосами или стриженный под ежик?
- Тот, что сказал тебе сидеть тихонечко, как уховертка в своей щели. Хотя по виду он словно бы несколько беспечен, а все же, если о деле идет, вот его бы тебе надо слушать, а не пошлейших каких-то людей. Собака ловит мышей - слыхал поговорку?
- Слыхал, - вздохнул Сюэли. - Не своим делом занимается.
- Ты можешь деда, прадеда, да и всех только замарать своими действиями, которые так, скажу отдаленно, наивны.
- Так-то оно так, - согласился Сюэли. - А все же, когда думаю об этом, вся внутренность раз девять в день перевернется.
- С теми сочинениями, которые вы сейчас пишете, вы никогда в жизни никуда не прошли бы на государственных экзаменах в старом Китае. Даже вам лучше было бы там вовсе не появляться, - сказал Сюэли, решив выразиться как можно мягче. Он надеялся, что эту простую истину его ученики и сами понимают, таким образом, он не сообщит им ничего особенно нового и шокирующего, а все же сподвигнет их к совершенствованию.
- А откуда вам знать-то? - неожиданно нагло спросили ученики.
- Откуда я знаю? Ну... уж знаю, - задумчиво заверил их Сюэли. - Я напрочь отрицаю всякий смысл в изучении китайского языка без овладения классической литературой и, в частности, без умения писать стихи по-китайски.
- Ого! Круто. А вы сами-то, когда учили русский, начали сочинять стихи по-русски?
- Эм-м... Я не думаю, что ученики имеют право предъявлять учителю встречные требования в такой форме, - осторожно сказал Сюэли. Почти год он пытался привить группе восточную модель взаимоотношений учителя и ученика и каждый раз поражался, как легко при малейшем сбое слетала непрочная позолота привитых вроде бы навыков. Да, они обычно протягивали ему контрольные работы двумя руками, но если спешили, то швыряли все же через весь класс, так что тетрадь летела и шлепалась на стол к Сюэли. Вот и сейчас: легкая тень конфликта - и из-за внешней почтительности полезло разнузданное варварство.
- Нет, это почему же? Вы сочините нам что-нибудь типично русское... хотя бы частушку, - потребовали ученики. - А то вообще-то у всех людей равные права.
- С неба звездочка упала -
Раскололась голова.
Ох, чего-то я не верю
В эти равные права, - тут же сказал Сюэли.
Ученики присмирели.
- Блин, частушка... Нормальная такая, блин..., - зашептались они между собой. - Ладно. Хорошо. Учите стихосложению, мы будем стараться.
- Так вот: формальная сторона китайского стихосложения, стихотворные жанры, требования к форме стиха - это вам, конечно, не частушка, - ехидно начал Сюэли, переходя к заготовленной лекции.
Команда, готовившая капустник, совещалась, как обойтись без Сюэли и Леши, пока они будут в Любани. Скинхедов в пьесе было много, и, хотя Леша был их предводителем, отсутствие его было не так чувствительно, как отъезд Сюэли.
- На то время, пока ты в поиске, Чжэн Юй слегка побудет здесь тобой. Ведь репетировать-то надо, - сообщили в результате Сюэли, как только он появился.
Вперед выступил Чжэн Юй. Это был студент из Сычуани, спокойный и милейший человек.
- Не беспокойтесь, - заверил он Сюэли, - при репетиции я только постою на вашем месте, как будто бы фигура, вырезанная из фанеры. Конечно, никогда мне не сыграть студента Чжана так, как вам, и не приблизиться к таким вершинам. Я лишь, знаете, как говорится: лысый идет за луной - лысина отсвечивает - перенимает свет.
Все расхохотались.
- Хорошо, тогда мы... с какого места? Словно Хэн-э из яшмовых зал?..
- Словно Хэн-э из яшмовых зал, Ди монолог свой уже рассказал, - сострил Лю Цзянь.
- Полог качнется, вдоль книг у стены
Чья-то протянется тень.
- А, хорошо. А музыка?
- Так есть музыка.
- Да, в рукава пробирается холод -
Вроде бы ночь холодна.
Правда, душа получила сегодня
Все, что хотела она.
Однажды взглянув, на лице у Ин-Ин
Нашёл я мученье своё.
Но я и не думал о редком уме,
Таящемся в сердце её.
- Какого... блин! - вскричал Леша. - Почему ум - в сердце?
- Ну... блин, - отвечал Ди вежливо, как только мог. - Потому что ум - в сердце. А где еще?
- В мозгах, - сообщил Леша. - Я сказал что-то для вас неожиданное?
- Ум - в сердце, - очень любезно возразил Ди, приблизившись, взял Лешу за руку и овеял его ароматом цветочных духов. - В мозгу - центр управления телом.
- К черту! Делайте, что хотите, - сказал Леша и сел на место.
- Я думал, что можно насытить свой взор
Чудесной её красотой.
Увы, обломался. Стою как дурак,
Вернувшись в пятнадцатый раз.
- Какие свежие стихи! И я сложу на те же рифмы..., - нежным голоском начал Ди...
Все полегли, издевку уловили даже немногие присутствовавшие русские.
Закончив прогон новой сцены, Сюэли извинился, снял головной убор, спрыгнул в зал, схватил рюкзак и, помахав всем рукой, поспешил на встречу с научным рукводителем. На повторе старых сцен его мог подменить и Чжэн Юй.
- В тридцатый день высматривать луну -
Какая польза в том?
И всё же вот стою я под окном
Пусть я примечу тень её одну...
А! У Чжэн Юя был вкус, грация, голос, осанка - на него можно было положиться не задумываясь. Но когда Сюэли шел к выходу из зала, донесшиеся со сцены восклицания Ди и Чжэна:
- Ах, какой юноша!
- Ах, какая девушка! - его как по сердцу полоснули.
Постановка была гениальна безотносительно того, присутствовал он в ней или нет.
III. В поиске
- При хорошей погоде, то есть когда снег сходит быстро, но трава проклевывается медленно - где-то 15-17 апреля самое оно. В это время в лес уходит поисковая разведка, - это лоси, которые пешком ползают по местам, зацепленным в предыдущие годы, всплышим в результате архивных изысканий, а когда и местные навели... Их задача - не просто найти "точки", но и определить место стоянки для экспедиции - чтоб и дорога была хотя бы относительно проходимой для заброски людей и имущества, и сухостоя на дрова хватало вблизи, и на раскопы ходить не очень далеко... Хотя бывает, что и пять-семь верст до раскопа приходится нарезать ежедневно. А основная экспедиция начинается числа 18-21, но даты могут плавать - все по погоде. Сейчас, когда мы с тобой в лагерь приедем, там уже народу будет..., - говорил Леша.
Поезд шатало. Напротив него с ногами на сиденье в плацкарте сидел Сюэли. Он запустил обе руки в волосы и шевеля губами смотрел в раскрытый блокнот. На страничке было написано:
"сохран" - сохранность вещей, костных останков, оружия.
"хабар" - личные вещи, по которым легче обнаружить местоположение останков.
"верховые" - термин, употребляющийся по отношению к останкам солдат, находящимся в верхнем (= 20-35 см) слое грунта.
"поднимать бойцов" - поднимать останки на поверхность из почвы или воронки.
"щупить" - проверять на наличие останков, личных вещей и пр. грунт с помощью щупа.
"лосить" (над "и" было проставлено ударение) - термин, обозначающий разведку по лесу, обычно на достаточно протяженные расстояния.
"лоси" - поисковая разведка.
- Да, это тебе надо все подучить, конечно, - извиняющимся тоном сказал Леша. - Потому что скидку на китайское происхождение, сам понимаешь, иногда делать просто некогда. "Света, бегом в Самару, по пути загляни в Тобольск и скажи, что бойцы пошли на укладку и нужно 8 гробов..." - вот это такой нормальный разговор. Имеются ввиду отряды из этих городов, и ситуация раскладки в гробы останков 8 мая, перед захоронением. Командиры отрядов обычно бойцами зовут своих подчиненных. Это еще с войны такое слово. Да, действительно - как же ты во все это въедешь? - задумался он.
- Ничего. Я понимаю, что обычно, если едешь в Самару, Тобольск - не по дороге, - сказал Сюэли и подул на замерзшие пальцы с огрызком карандаша. За окном была полная темень, иногда проносились шальные деревья на фоне чуть более светлого неба. - У нас говорится, мышь переезжает на новую квартиру - понемножку перетаскивает. Я постепенно все это... А откуда берут гробы?
- Гробы - это работает местная администрация. Прошлой весной подрядилось Минобороны поставить гробы для нашей экспедиции, около пятидесяти. В самый последний момент выяснилось, что у них есть приказ, согласно которому машины не должны выходить из парков на восьмое-девятое мая. В результате пришлось обходиться двадцатью гробами, которые сделала местная администрация. Вот за это мы очень "любим" Министерство обороны, души не чаем. Не то чтоб настаиваю - просто знаю его неизменно вот с такой стороны.
- Я понял. А нормально, что я эту куртку взял?
- Нормально. Не важно, что на ней написано. Правильно, что не взял шляпу, замшевые перчатки и это... чего там у тебя было? - вот этот имидж у тебя бы сразу вид потерял... на раскопе. Слушай, я не знаю, как ты поймешь инструктаж, - сказал Леша.
- А ты проведи мне инструктаж уже сейчас, - попросил Сюэли. - Индивидуально.
- Хорошо. Медленно и супер-внятно. Молодых обычно ставят на переборку отвалов. Работа нудная, тонны земли пальцами перебираешь, но высока вероятность обнаружения медальонов. А в основном - мелкие останки, фрагменты, а также "мусор войны" - осколки, гильзы, обоймы, осколки, осколки... На каждого убитого - не один центнер железа. Минометные осколки - крошево из сталистого чугуна, типа крошки гранитной, артиллерийские осколки - плоские, ножевидные, до полуметра бывают, они в свое время разлетались эффектом бумеранга со сверхзвуковой скоростью.
Обязательный инструктаж заключается в категорическом, на отборном мате, запрете дергать все, о чем не знаешь. Проволока может быть растяжкой, любой металлический предмет - хрен его знает чем. За тех дураков, кто сперва дергает, а потом думает, выпили уже давно. За шестьдесят с хреном лет пикриновая кислота взрывателей превратилась в пикраты, а они вообще непредсказуемы. Поэтому - команда "покинуть раскоп" выполняется автоматически, вопрос "Че за хрень?" задается метрах в пятидесяти поодаль.
Чужие костры в лесу обходятся как можно дальше - кто и что там плавит-выжигает, ведает только Аллах. Черные следопыты испытывают к нам понятную неприязнь, мы к ним тоже. Прав тот, кто из леса вышел живым. Свои костры тоже по той же причине без присмотра стараются не оставлять. Вообще любой костер разжигается после проверки грунта металлоискателем и щупом. Хотя в Любани вопрос отношений с черными не такой острый. Мы с ними поляну поделили. Они идут за железом, мы за бойцами. Зачастую при обнаружении наших бедолаг черные наводят на них нашу разведку, так как взять с них один хрен нечего - как у латыша, х.. да душа. Это не гансы, упакованные по полной программе.
- А как они наводят? Напрямую общаются? Или знаки в лесу оставляют?
- Да и напрямую, бывает, но чаще - засечками на стволах, или, бывает, звездочку вырежут на толстом дереве. В лесу ее хорошо заметно бывает.
- А "гансы" - это "фрицы"?
- Да.
В блокноте появилась запись:
крошево
растяжка
выпили (за кого, падеж 4) уж давно - умерли (?)
пикриновая кислота
пикраты
хрень - ерунда (?)
аллах - христос
(сколько) лет с хреном
один хрен нечего взять
"гансы" - тоже фашисты
- Ну, про любанский лес я тебе рассказывал.
- Да, что он странный. Как будто стоит ни жив ни мертв.
- Не, кстати, это не совсем верно ты понял, там живности всякой... Лис там вообще просто до охренения, и они непуганые. К нам на раскоп приходила, выпрашивала еду внагляк, что твоя собака. Там зверье вообще людей не боится. Нет там людей. Живых. Ну, в общем, с непривычки иногда... может стать страшно.
- Страх - это переменчивое понятие, - аккуратно сказал Сюэли. - Мне... не очень приятно это говорить, но у китайцев и чувство юмора, и страх одинаковые с японцами, не с русскими.
- Как это - одинаковый страх? В смысле, боятся одинаковых вещей по одинаковым причинам?
- Именно, имею в виду - боятся чего-то общего
- Ты считаешь, что русские, например, чего-то совсем другого боятся?
- Призраки или духи-гуэй тебя напугают?
- А, ты имеешь в виду не глобальные страхи, а образы? Типа длинные черные женские волосы, плавают в раковине?
- Да-да-да!
- Да, русскому че-то не очень страшно. Если честно, так вообще не страшно.
- Поэтому, возможно, мне не будет страшно в любанском лесу. Я просто не пойму, что уже пора бояться. Я только предполагаю, - заметил Сюэли. - Скажи, а если нашли медальон - то что из него можно узнать?
- Из медальона о человеке можно узнать все. В медальоне - все, что надо для опознания. Там внутри бланк - бумажечка, на которой все написано. Поисковик за медальон душу продаст. Вот, кстати, по этой причине у меня дома ни одного сувенира от Вермахта нет - все ушло в обменный фонд.
- А... если удается идентифицировать бойца, то приглашают родственников, да? А на них как технически выходят?
- А, ну, когда находят медальон, заполненный - то есть можно разобрать, кто-откуда, начинается работа в архивах. Даже если просто имя-отчество - в принципе, какие части на местах этих боев были, уже известно, по архивам потом нужно смотреть, проверять ФИО, если известно, откуда призвали, то это работа с местными военкоматами и дальше уже поиск. Вот тебе недавний свежий случай: захоронение найденного летчика Лаврушева. Его определили по номеру на фюзеляже самолета, тоже по архивам. Потом по архивам же нашли брата и его жену, они приезжали на захоронение. И вообще, так было смотреть на это клево - их встретили на вокзале, нашли, где переночевать в Питере, привезли на место захоронения, а до этого еще и в лагерь, показали работу поисковиков. Вообще, очень осторожно и уважительно обращались, по-моему, даже не матерились при них. Понимаешь, это как бы овеществленный финал работы: родственники погибшего, которые получили возможность его по-человечески похоронить, присутствовать при этом.
Нет, вообще не подумай, там люди взрослые, не гопники... Так что отборного мата там нет, за исключением экстраординарных случаев... Колуном по лбу... растяжку от палатки ногой во тьме зацепить... ведро с супом в костер опрокинуть с голодухи... водку спиртом запить по ошибке...
- Спасибо, я понял.
- Ну вот. Как выглядит сортировка и подсчет бойцов? Считают по бедренным костям и черепам. Вот за последнюю экспедицию всего подняли 237 человек. Медальонов нашли и расшифровали 9, и еще 7 в обработке сейчас.
Теперь слушай: скорый московский в Любани вообще не останавливается. Мы с тобой приедем в Питер на Московский вокзал. Там мы берем билеты на пригородную элекричку. Электричка отходит оттуда же на Любань. Поскольку приедем с утра, придется почти всю дорогу стоять - народу обычно много и местов немае. Когда сойдем в Любани, идем на стоянку такси, берем такси до Смердыни. Там таксисты поисковиков часто возят и уже все знают. Стоит рублей четыреста. Это я тебе на всякий случай все говорю, если ты потеряешься. Значит, поисковика можно опознать по круглогодично носимой георгиевской ленточке и...
- Я знаю. Я не потеряюсь.
- Значит, со станции - переходишь через пути, можно по мосту, ну, некоторые так скачут, и идешь на стоянку такси.
- Я не собираюсь здесь потеряться. Не беспокойся. Почему я знаю это название - Любань?
- Не знаю. Если только вас грузили Радищевым на занятиях. Но это было бы очень странно. Я бы очень удивился.
Пока на станции Любань Леша ходил докупить всякие мелочи, Сюэли исчез. Леша, чертыхаясь, сбежал с платформы, огляделся и обнаружил, что Сюэли зашел сбоку и читает надпись на памятнике Мельникову - автору проекта железной дороги, дореволюционному орлу в бакенбардах и эполетах. Завидев Лешу, он подхватил с земли рюкзак и спросил:
- Что обозначает предложение: "Это просто косяки какие-то"?
- Ну, косяки - это ошибки, допущенные по невнимательности. Недоделки, недочеты, нестыковки. Единственное число - "косяк". А где ты слышал?
- О, я уже слышал, я уже тут подружился, - Сюэли махнул рукой кучке народу по ту сторону путей. - Поисковый отряд города Тихвина!
- Там как бы вот эта основная дорога, проселочная, превратится дальше в страшный сон. Сейчас-то она достаточно хорошего качества...
- Хорошего, - подтвердил Сюэли, клацнул зубами на ухабе и прикусил язык.
- Но впереди, после такой деревушки с дачами, от нее отходит вбок совсем разъезженная дорога с жуткими раздолбанными колеями, где легковушка любая садится в хлябь сразу и плотно. Я там выйду, пройду вперед, посмотрю, что да как - знаешь, надежда умирает последней. Но в прошлом году нас вытаскивал казанский уазик. Так что в этом к лагерям, наверное, лучше сразу ехать прямо по полю. Правда, трясти будет, как в центрифуге - при подготовке космонавтов, - если что, я тебя предупредил, но, знаешь, хотя бы мы не сядем сразу по оси.
- Это... очень интересный опыт, - сказал Сюэли, потом закрыл глаза и больше не говорил ни слова, пока его не позвали толкать машину.
- Все-таки мы сели, да?
- Нет, это не называется сели, это мелочь... слегка забуксовали. О, смотри, Санек нас вышел встречать, Саня Мельниченко, я тебе говорил, - я тебя ждал, а он еще с разведкой сюда уехал. Ну, нормально, сейчас толкнем.
Саня с Сюэли пожали друг другу руки.
- Ну, это вот Вэй Сюэли, я тебе говорил, у него дед в сорок четвертом пропал где-то на просторах матушки-России.
- Да, с этим у нас легко, это у нас запросто бывает. Тут вот из тех, кто... Видишь эти поля?
Вокруг были зарастающие поля со светло-соломенной высокой прошлогодней травой, выезженные лесовозами, с длинными бороздами, наполненными водой, и угольно-черные противопожарные рвы.
- Кстати, бойцов иногда даже на этих полях находят. Вот из тех, кто здесь в сорок третьем полег, нашли и похоронили пока порядка пяти тысяч бойцов... из восемнадцати.
Поля вокруг были совершенно заброшенные, и это впечатляло.
Когда они наконец приехали в лагерь и вышли из машины, до Сюэли донесся запах дыма от разных костров.
- Так, ребят, берем все, идем к нашему лагерю.
- Да, Санек там в трехместной палатке без нас один жил, как барин, но мы его уплотним. Значит, речушка называется Смердынька. Вода не очень вкусная, рыжеватая, торфяная такая, увидишь. Лагерь специально поближе к речке ставят, потому что в других местах с водой напряженка, а речка вот сейчас, весной, талыми водами подпитывается, и нормально. Мыться, стираться - все в этой воде, дежурные нагревают котел воды, но на серьезную стирку обычно не хватает. С куртки или, там, камуфляжа, даже если очень сильно их уделать - засохшую глину можно щепочкой потихоньку снимать. Посуду мыть - тоже на речке. Если вдруг надо позвонить, элементарно - пошел в Казань, попросил позвонить. У больших отрядов есть генераторы, их еще называют "дырчики". Да это не проблема - зарядить тут телефон, хоть в Бронницах, хоть у Наиля. Это ижевский отряд, там руководитель - авторитетный человек, Наиль Надирович, отсюда отряд в просторечии так называется.
- Да-а, правда вот Толя Медляков возил с собой в лес ксерокс, - это было проблематично. В какое дупло он его планировал там включать - до сих пор остается непонятным.
Подошли туда, куда направлял их Саня. Там был большой тент, натянутый над костром, рядом сколочен стол, лавки вокруг костра, и на дереве прибит умывальник из канистры из-под воды. Поскольку приехали они днем, в лагере были одни дежурные, которые вели разговоры и лениво перемещались изредка с ведрами между речкой и костром. Кто-то играл сам с собой в маленькие магнитные шахматы, на костре что-то варилось на вечер. Рядом около тента стояли палатки, на них и на веревках между деревьями сушились спальники, свитера - все, что промокло и отсырело за ночь.
- Сань, выдай, пожалуйста, Сюэли щуп и научи его, как пользоваться. Я пойду там, поздороваюсь.
Вскоре Сюэли был выделен щуп. Это был заостренный, но с туповатым кончиком железный прут, обмотанный разноцветной изолентой, чтоб отличать свой от остальных.
- Им по лесу когда бродят, периодически обстукивают, "щупят" землю. Часто так находят разрозненные верховые останки. Да, прощупывая верхние сантиметры грунта, десять-пятнадцать. В дернину надо втыкать сильно, иначе уйдет неглубоко, на пару сантиметров. В общем, если в большую кость попадешь, теменную или какую еще - то специфически так отзовется, если в стекло или металл - тоже. Потом ножом окопаешь, посмотришь. Если не просто осколок, а что-то напоминающее личную вещь - отрываешь дальше. Тут очень много - на чистой интуиции и везении. Какой конкретно звук, я тебе сейчас покажу.
И Саня показал Сюэли, как отзывается кость, стекло, дерево, металл.
- Тебе объяснил Леха, что никакое незнакомое железо трогать нельзя? Что нельзя ручонками тянуть ни за какую проволоку, торчащую откуда-то из-под земли, говорил? Ну, я еще раз скажу, лишним не будет. Слушай: На Кавказе есть гора, самая большая, под горой течет Кура, мутная такая. Если на гору залезть и в Куру бросаться, очень много шансов есть с жизнию расстаться.
- Я понял, понял, - усердно закивал Сюэли. - Это стихи.
- Нет. Это инструкция-памятка. Сейчас я тебя научу, куда и как щупом нужно тыкать... аккуратненько. Ну, и куда им тыкать не нужно.
- Слушай, пошли на раскоп, а? - сказал подошедший Леша, тоже уже со щупом. - Мы ж не устали?
- Да, момент, в лесу - невероятная прорва клещей. Поэтому - полная обработка репеллентом, сейчас принесу, и по ходу еще осматриваем друг друга несколько раз на предмет клещей. Прививка от энцефалита - жутко хорошая вещь, только у вас же ее нет? Вот, значит, репеллент, с ядреным таким запахом, да, а ты что думал? Правда, к матерым поисковикам, вроде меня, клещи не приближаются - не смеют. Субординация. Но я лично думаю все же этот мистический аспект подкрепить репеллентом. По весне здесь тучи клещей - обычное дело, вот снег сошел, и уже повылазили.
- По китайскому календарю, 5-го марта начинается весенний гром, и это День пробуждения насекомых. То есть всякие мелкие существа просыпаются из-за первого весеннего грома.
- Слушай, я не могу - откуда ты взял этого инопланетянина?
- Народная республика Китай, - вежливо сказал Сюэли.
На раскоп шли километра три через поле, расчерченное следами, о которых Саня с Лещей с пониманием сказали что-то вроде: "Это кораблет пролетал", а Сюэли не понял ничего, - с черной обгоревшей землей в местах противопожарной опашки. Поле было не вполне полем: на нем видны были молоденькие деревья. Оно пришло в упадок и на огромном пространстве медленно возвращалось к состоянию леса. По пути шли мимо холма, где поставлен был простенький мемориальный крест, со ржавой каской.
- Вот мы сейчас идем на раскоп, - сказал Леша, - и с одной стороны лесок, в котором были немцы, а с другой - в котором были наши, и мы с тобой идем по тогдашней нейтралке.
- Немного не по себе, да? - заметил Саня.
- Мы когда после захоронения ходили в прошлом году прогуляться, ушли довольно далеко в поле. И под ногами хрустел снег, хотя там жарко было перед этим, и нигде снега не было. И еще мы как звуки разрывов слышали и голоса. Но вообще голоса - это тут часто такое. Просто слышатся отдаленно, - как крики в бою, что-то типа того, команды. Ты и сам услышишь... скорее всего.
- Да, о слышимости, - сказал Саня. - Значит, рано утром вы услышите тамтамы... африканские. С того берега речки. Это репетирует Череповец. Звук такой - "тум-тум, тум-тум". Мы уже их просили как бы этого не делать. Но они обещают шоу на День победы... в общем, услышите - не паникуйте.
Дорогу заслонили высокие, нездоровые, когтистые елки. В темных местах плотным слоем лежала темно-рыжая хвоя, из-под нее проступали заржавленные проволоки, ящики из-под снарядов, иногда, как знал Сюэли, неразорвавшиеся снаряды, ржавые, мины и прочий мелкий мусор войны, ушедший в дерн наполовину или меньше - верховое железо. Маленькая ящерица, серая и матовая, юркнула вниз по стволу ели.
- Эти ящерицы серые нарочно, потому что они такие же серые, как глина, - сказал, ни к кому не обращаясь, Сюэли.
- Глина тут серая, да. Но это сейчас мы отрыли блиндаж. А когда доходит до горизонта без воздуха, она там очень красивого цвета - лиловая, с переходом в синий. Знаешь, это под дерном, плотные, слежавшиеся слои глины, куда нет доступа воздуха, анаэробные условия. Ты ее можешь увидеть вполне, если на подъеме воронки будешь отвалы перебирать. Да, вот что еще, запомни: при работе на раскопе стараются не называть кости костями, принято говорить - останки. И очень не принято их кидать. Их осторожно и с уважением кладут на пакетик. А, и возьми там себе пендель - сиденье из пенки, защелкни на поясе. Простая вещь, но незаменимая в лесу, потому что если просто в штанах куда сядешь, промокнешь за секунду. А на корточках столько не усидишь.
Весь первый день на раскопе Сюэли просидел вместе с женщинами, детьми и зелеными новичками на отвале, просеивая землю через пальцы. Так же выглядел и второй день, и третий. После получаса переборки отвала пальцы начали страшно ныть у ногтей. Земля и глина были такие холодные и плотные, что Сюэли только молча дивился на Лешу с Саней, которые работали в велосипедных перчатках и уверяли, что хотя чувствительность пальцы таким образом теряют сразу, но зато лучше чувствуются инородные предметы. Пальцы у Сюэли как-то застыли и стали как стеклянные, поэтому комки земли помягче он теперь разламывал пальцами, а потверже - ковырял ножом.
- Я понял, откуда я слышал название Любань! У нас в лаборатории есть лаборантка. К ней обращаются: "Любань, а Любань!". Это означает, что ее зовут как?
- Люба. Любовь, - подсказала Надя из Борка.
- Кстати, мне она говорит "зайчик мой". Как ты думаешь, это обидно?
- Это сильно зависит от общего контекста, - сказала, подумав Неля. - Если она не намекает, что, ну, у тебя глаза... Знаешь, в русских сказках зайца называют "косой"... Это потому что... Расизм - нехорошая штука. Извини. У нас действительно иногда...
- Не-не-не, - сказал Сюэли. - Спасибо. Я вспомнил. Она так говорит всем молодым людям. Вообще всем. Слушай, а как ты попала в поиск?
- Ну, я-а... Подожди, у тебя обломок здесь кости... не размазывай грязь, дай мне... кусочек... ага, фрагмент фаланги... Я... мы как-то сбежали со школы, ну, в старших классах уже, несколько человек, и забрели в парк. А там снег еще не стаял, мы еле пролезли к скамейке. У нас там парк такой - березки, и в парке монумент, "Памяти павших" написано. И на барельефе этом три бойца, типа трех разных родов войск. Ну, у нас боев никаких не было, немцы же до нас не дошли, но там три человека солдат похоронено, которые просто родом из наших мест... Подожди, подожди... Не бросай так эту штуку. Вот это рыжее, может быть, осколок окислившийся... И мы... сначала сфотографировались с этими героями войны, с солдатами на памятнике, ну, на фоне памятника просто сфотографировались. Вовка еще пошутил типа, сказал: разрешения-то мы не спросили. Может, они вовсе не хотят с нами фотографироваться? Ну, и как-то так эта тема мелькнула... О! Подожди, дай... А, нет, показалось. Давай дальше. Мелькнула эта тема - и... там, пошутили мы. А потом мы сели под этим памятником и закурили. И вдруг у Вовы из руки как будто кто-то невидимый выбил пачку. Ну, пачка вылетела, как будто его кто-то по руке ударил. Мы с Кириллом и Нелей видели ясно - как у него рука дернулась. Явно не сама, а, знаешь, как от удара. Пачка упала... да, а там, на барельефе, три этих бойца, я сказала, да?.. Пачка упала, и из неё выпало ровно три сигареты. Знаешь, так - веером. Мы обалдели. Ну, мы раскурили, конечно, эти сигаретки и аккуратненько их под памятником положили, чтобы они там... докуривались. И я стала думать... В общем, с тех пор я заинтересовалась, кто там похоронен. И пошла в наш музей краеведческий... А директор музея связана с поисковиками, ну, там же все поддерживают контакты, музей краеведческий один, а директор, Людмила Макаровна, - классная тетка, у нее историй... прикольных... ой, подожди, не могу, совсем пальцы задубели... сейчас я... отчищу перчатки хоть чуть-чуть... Ну вот, у нее отец же воевал. У него не было двух пальцев на руке - большого и еще какого-то. Но он приспособился, ложку так держал и все такое - даже незаметно было. Ну, она знала с детства, что руку ему повредили немцы. Ну, и вообще - люди, видимо, рассказывали чего-то... И у нее такое представление было - о немцах по рассказам, ну, что это вообще звери какие-то, типа без лиц, вообще не люди, непонятно даже кто. Нечеловеческого происхождения что-то. Она очень их боялась. И вот... ну, уже все это забылось... она во взрослом абсолютно возрасте, типа пятьдесят лет спустя, поехала в Германию на съезд... на конгресс какой-то музейных работников. Вообще даже не в связи с военной историей. И она приезжает с делегацией и поселяется в гостинице. О! Ты... чего-то там у тебя интересное... Ты поскреби ножом, посмотри структуру. Это может быть ветка просто, а может быть...
- Я понимаю, надо искать получше. Это важно.
- Ну, можно найти зубы, головки костей... Мы, в общем, здесь на отвале сидим, чтобы добрать по максимуму, что можно, из почти истлевших останков. Ну, могут быть обрывки ремней, сбруи, тоже истлевшей, там, пуговица может попасться, карандаш, у немцев по блиндажам прорва бутылок. Битых.
- Леша говорил: медальоны...
- А-ха-ха-ха... если ты найдешь медальон - это будет праздник. Я тебе потом покажу, как надо... если нашли захоронение, допустим, мародерское или послевоенное - с боков дерн ножом режут, как тортик, чтоб добор был как можно более полный.
- Как тортик?
- Как тортик. Так вот, про Людмилу Макаровну в Германии. И вот она, значит, ночью просыпается в гостиничном номере. И спросонок... она еще ничего не соображает, но вдруг резко понимает, что она в Германии! У немцев! И тут она так пугается! Ее охватывает такой панический ужас. Куда бежать, что делать? Представляешь? А самое главное, что она действительно при этом в Германии. То есть это-то не страшный сон, а реальная действительность. И вот, представляешь себе ужас бедной Людмилы Макаровны?.. - Надя смеется. - Куда бежать, да?
- А мне рассказывала Рахиль Эфраимовна из архива ЦГАТД, - сказал Сюэли, счищая грязь с перчаток. - Во время войны, ей было семь или восемь лет, они жили в Юзовке. И когда туда пришли немцы, к ним на постой определили немецкого офицера Вернера. Он, когда заметил, что, там... не хватает, еле концы с концами сводят, стал ползарплаты своей, офицерской, сразу ее матери отдавать, на хозяйство. В мирное время он был архитектор, из Кельна. Он говорил: вот приезжайте в Кельн после войны, найдете там меня, приезжайте в гости. И вот как-то ее отца забрали полицаи. Свои же, украинские полицаи. Что-то он там... кому-то не понравилось, как он посмотрел, что-то он не то сказал на улице. А тогда, когда вот так забрали, думали - все. И мать ее сидит и плачет. Пришел в обед Вернер. Посмотрел. "А где Эфраим?" - спрашивает. Мать объяснила, что случилось, он сразу все понял, побледнел, открыл сундук, достал свою парадную форму - черную, с дубовыми листьями или с чем там положено. Надел эту парадную форму, фуражку поправил перед зеркалом и пошел в эту местную полицию и устроил им разнос. Страшно наорал на них и тут же забрал ее отца из участка. И вернулся уже вместе с ним. А когда он уезжал и они прощались, он оставил свой адрес в Кельне, написал все подробно. Адольф Вернер. Он говорил: "Меня зовут Адольф, но мне почему-то очень сильно не нравится это имя".
Юра и Алена из Ижевска заглянули как-то к Сюэли в блокнот и вызвались ему помочь.
- Косяк - это не только ошибка. Это еще папироса с марихуаной. Тушняк - это тушенка вообще-то. И потом, вот это - ну что ты такое написал: аллах = христос? Ты бы еще написал, что Шива и Ктулху - это тоже христос. С маленькой буквы. Подожди, давай мы тебе сейчас все продиктуем...
Вскоре в блокнот было много чего записано.
Леша, проходя мимо, заглянул через плечо Сюэли в блокнот и прочел:
"Ёжик - народное название казанского уазика-буханки - по двум буквам ЁЖ у нее на боку, оставшимся от ободранной надписи со словом молодЁЖный.
Кораблёт - квадроцикл, на котором ездит Кораблёв Александр Михайлович, начальник любанской экспедиции. Пример: О, затрещало в лесу, Кораблёв на кораблёте пролетел".
- Вы бы лучше чему-нибудь нормальному человека научили, а не только стебаться.
- Ну, мы не виноваты, что Кораблев на квадроцикле рассекает...
- Ты начинай свои дела-то продвигать, - посоветовал Леша Сюэли. - В отрядах спецов по Второй мировой много - многие и по Дальнему Востоку рубятся. Ты по вечерам от костра к костру походи, поспрашивай людей. Информация может быть какой угодно...
- Я чего-то замертво падаю, - сокрушенно сказал Сюэли, - по вечерам.
- А, ну это да, бывает... с непривычки.
- Ты представляешь, я думал, что мы с тобой еще найдем время порепетировать нашу сцену из капустника, с кун-фу.
- А, сцену мордобоя? Ну, давай.
- Ты что, ты что, сил нет! Я же говорю: к вечеру про кун-фу даже подумать тяжко.
- Ну, попробуй сегодня добрести вечером до Казани. Это большой отряд, кто-нибудь там возьмет на заметку твой вопрос, направит, может, к кому-то.
...Вечером у костра обнаружилось, что Сюэли не знает легенды о граде Китеже.
- Нет, я только знаю Кижи. Про них есть текст в учебнике Лариохиной. Это не то?
- Это другое. Это город, который в XIII веке при наступлении хана Батыя, по легенде, ушел на дно озеро Светлояр. На севере нижегородской области.
- И с тех пор?.. - поинтересовался Сюэли.
- И с тех пор там все круто, аж зашибись. Под водой слышны колокола и все прочее.
- По легенде, он поднимется со дна озера, когда... не помню что.
- Когда грехи какие-то накопятся и что-то там перевесят.
- Не, это ты загнул. Там какая-то другая концепция. Говорят, что кто чист душой, может увидеть под водой этот град Китеж и как там посадский люд ходит, переговаривается...
- Да кто чист душой, тот прямо может туда нырять.
- С тех пор археологи нашли там, в сорока километрах, реальные остатки древнерусской крепости XIII века. Которая вполне некоторые упоминания Китежа в летописях ставит на твердую почву, и без мистики.
- С тех пор выяснили океанологи, что какая-то там нижняя терраса в котловине на дне озера резко ушла вниз как раз ровно восемьсот лет назад, то есть во времена Батыя. Как по-писаному.
- Слушайте, ну хватит-то нагонять-то уже... дури всякой.
Чтобы примирить всех, Сюэли рассказал о затерянной долине Улин, которую также нельзя целенаправленно найти, можно попасть туда только случайно, хотя известна конкретная провинция и место, где ее следует искать. Там тоже люди живут на старинный лад. И, что интересно, они тоже не от хорошей жизни укрылись там, а от Циньского переворота. Туда попадали пару раз случайно какие-то рыбаки, дровосеки. Отчеты их не вполне сходны между собой. Правда, что очень странно, поэт Тао Цянь утверждает, что люди из Персиковой Долины одеждой похожи на иноземцев и со светлыми волосами. Но это уж я не знаю, - заключил Сюэли. - У нас часто, когда говорят, что человек со светлыми волосами, имеют в виду светло-черный цвет, если можно так выразиться.
- Надо бы этого поэта Тао Цяня расспросить, - заметил кто-то.
- Невозможно, - коротко отвечал Сюэли. - Жил в четвертом веке.
- У нас, - сказала Надя Прянишникова, - когда создавалось в конце сороковых годов Рыбинское хранилище, ушло под воду больше ста деревень, четыре монастыря и, главное, город Молога. Изначально это не планировалось, по крайней мере, в таком масштабе. Там частично людей эвакуировали, переселили, человек триста отказались куда-либо переселяться, и их затопили, - короче, всю эту огромнейшую территорию залило, и она исчезла под водой. А город Молога при этом, надо сказать, был известным в истории городом, ну, как Суздаль или Ростов... об основании Мологи где-то там упоминается, Юрий Долгорукий ее кому-то передал, ярмарки там каждый год огромные устраивались, знаменитые... короче, не просто так себе город. И вот эта Молога на дно ушла. Прямо в Борке у нас живут мологжане, которые оттуда переселились, они могут рассказать, как у них там что было, как улицы выглядели... И Молога - это ещё самый крупный город, а мелкие? Причем во время засухи, когда несколько подряд засушливых лет, уровень воды резко падает, и эти затопленные деревни и города показываются из-под воды. Видны руины храмов, остатки зданий... ну, деревенских домов-то не видно - они низенькие и уже разрушились, а вот монастыри показываются тогда из-под воды и торчат. Очень страшно, на самом деле, очень жуткое впечатление. Вообще-то на карте водохранилища отмечено, где какой монастырь, в каком месте он под водой находится, - это и для судов, чтобы не сели на мель, но поскольку их видно там, под водой, сквозь воду, то и для туристов их отмечают. Мы как-то на лодке плавали с человеком, который знает водохранилище хорошо...
Подошли знакомые Сюэли из Тихвина и ребята из Колпино-Сити. Поскольку по дороге они пели песню про танки, они заразили ею всех. Даже Сюэли, который песни этой не знал, скоро уловил ее посыл - что в любом месте, название которого в шестом падеже состоит из трех слогов с ударением на второй, могут оказаться танки. Когда спели о том, что Лондон и Пекин стоят как выставка руин, Серега Малышев заметил некоторую интернациональность состава группы и хотел слегка извиниться
- Ничего. Из песни слова не выкинешь, - добродушно сказал Сюэли.
- А ты вообще какие-нибудь русские песни знаешь?
- Да, некоторые.
- Слушай, а ты кто вообще по специальности?
- Словесник, - подумав, сказал Сюэли. Упомянуть кристаллографию он не решился. Вероятно, его научный руководитель, Вадим Сергеевич, был бы с ним в этом согласен.
- В смысле, филолог?
- Ну, слово "филолог"... слишком обязывает. По-китайски - так это даже звучит нескромно. Ну, как сказать о себе - "я великий ученый и все уже постиг".
- Понятно. Я, кстати, знал одного парня, филолога. Он все хотел проехать малыми дорогами между Москвой и Питером и выяснить достоверно - где же все-таки заканчивается шаурма и начинается шаверма.
- Нет, я занимаюсь... более частными вещами, - легко сказал Сюэли. - К столь глобальным проблемам притрагиваться не отваживаюсь.
Сюэли хотел уже попробовать завести разговор о своем дедушке и собирался с духом, когда кто-то из казанского отряда начал рассказывать сагу о превратностях войны.
- Я тут искал по архивам сведения про одного бойца, наши из краеведческого музея попросили, и такую историю накопал - просто отрыв башки. Значит, этот младший лейтенант Василий Одинцов, которым я занимался, был родом из Козельска, в начале войны сразу был призван, воевал сначала в Подмосковье, но не в этом дело. Дома у них осталась бабка, то есть его мать. У нее, значит, были две взрослые дочери, внучка и сын. И всех их она растеряла - всех куда-то войной раскидало. Кто где находится и что с кем происходит, узнать ей так до самого почти сорок четвертого не удавалось. До войны одна дочь училась в Ленинграде, другая в Пскове была замужем за местным инженером, и вроде бы они с дочерью успели куда-то эвакуироваться... И, в общем, эта бабка в самом начале войны, - я нашел письма, - посадила у себя на окне в горшках четыре березки. Назвала их по именам, значит, этих детей и внучки и начала за ними ухаживать. Cимпатическая магия. Сначала все было хорошо, потом березка, названная именем Иры - это дочка-студентка в Ленинграде, стала что-то болеть, покрылась какими-то лишаями или что-то у нее корни гнить начали... короче, плохо стало березке. Мать, значит, заволновалась, стала поливать ее, там, каким-то лекарством, выяснять про болезни деревьев... в общем, выходила березку. Что интересно, в то же время, как оправилась эта березка, Иру каким-то чудом и прямо в последний момент вывезли Дорогой жизни. Потом все было ничего. Потом у березки под названием Нина - это внучка, - стала сохнуть верхушка. Бабка заметалась, стала эту березку окучивать-поливать-пересаживать, не знаю, - словом, привела в норму. Выясняется, что ее внучка в то время болела сыпным тифом и выздоровела, причем документы про тиф я нашел отдельно, а письма отдельно - то есть сами они даже и не знали, что все эти даты совпадают. Думаю, я первый, кто все это сопоставил. И тиф - это самое серьезное, что с ней случилось за всю войну. Потом, значит, Васина березка чего-то стала клониться долу... в январе 43-го года. Это мать их все записывала. Она еще вела дневник. Короче, вы поняли - это время, когда Одинцов попал в госпиталь. Бабка выходила всех... на расстоянии, и на все на это у меня есть документы. Я предупреждал - снос крыши полный. После войны Вася и Ира вернулись в Козельск. Березки эти все после победы мать высадила в палисадник. Убедилась, что все благополучно - и высадила. И вот лейтенант Одинцов, который благополучно пережил войну, вернулся и уже работать начал там, в Козельске, на механическом заводе, через три года после войны погиб по совершенно дикой случайности. Как вы уже, наверное, поняли, перед этим так называемую Васину березку не то бурей сломало, не то топором кто-то по пьяни рубанул, не то соседские дети играли - сломали... не важно, не суть. На другой день какая-то авария в цеху - никто не погиб, только Одинцов - насмерть. Это когда кончилась война и уже можно было расслабиться.
- А бабка - ведьма, что ли, была?
- Да ну, какая ведьма? Учительница младших классов. Интеллигентный человек, образованный.
- И это все документально подтверждается?
- Абсолютно, вплоть там где до дня, где до недели. Хотите верьте, хотите - нет...
- А почему она для зятя, мужа дочери, не посадила тоже березку? Это было бы логично.
- А она, видимо, могла "держать связь" только с кровными родственниками.
- Это что - карликовые какие-то березки, что ли, были - как они в горшках на окне росли?
- А обидно так - загнуться по такой причине...
- Я не думаю, что это прямо причина. Это все равно бы случилось. Березка - это просто индикатор состояния.
- Несчастья за человеком идут, равняя север и юг, - сказал Сюэли задумчиво.
Все замолчали и посмотрели на него.
- Как сказал поэт Ван Ань-ши, - добавил Сюэли, чтобы заполнить паузу.
- А к чему он это сказал? - полюбопытствовала Надя. - То есть в каком контексте?
- Требует большого исторического комментария, - извинился Сюэли.
- Ничего. Времени до фига, - сказал Серега Малышев.
- Звучит так:
Напрасно правитель велел казнить художника Мао Янь-шоу.
На лучшей картине не передашь осанку ее и лицо.
Ну, это я потом объясню, там... в общем, была история. Это "Песнь о Мин-фэй", Ван Чжао-цзюнь.
<< Начало | Окончание >>
Автор: Коростелева Анна Александровна
Сайт: О чем не говорил Конфуций. Точно. |
|
|
